Библиотекарь из провинциального города раскрыла «Всходам» внутреннюю кухню современной российской цензуры. Неугодных авторов прячут с полок в книгохранилища или «списывают», что де-факто означает уничтожение книг. Так произошло, например, с писателем-«иноагентом» Улицкой, у которой под «списание» попали даже новые книги. Происходят и игры в прятки, и уничтожение книг в лучших традициях круговой поруки — начальство устно передаёт библиотекарям команды «свыше», библиотекари исполняют.
Дисклеймер. Интервью родилось в результате переписки с сотрудницей библиотеки одного из городов европейской части РФ. За исключением явных опечаток, редакция практически не правила исходный авторский стиль. Задачей «Всходов» было показать ситуацию за новым железным занавесом глазами рядового работника, знающего изнутри механизм современной российской цензуры, и описать происходящее его языком. Поэтому в тексте, например, не закавычены “иноагенты” — хотя очевидно, что этот ярлык является инструментом политических репрессий и навешивается на неугодных бездоказательно. Также упоминаются широко используемые в повседневном российском обиходе пропагандистские названия агрессивной войны РФ против Украины — “СВО” (“специальная военная операция”) и Второй мировой войны — “великая отечественная война”.
«ПРИХОДИТ ДИРЕКТОР И ГОВОРИТ, ЧТО ПРИШЁЛ ПРИКАЗ СВЫШЕ»
— Как цензура последних лет отразилась на работе библиотеки?
— Стали запрещать определённых авторов, сначала это носило рекомендательный характер, а теперь практически обязательный. Началось всё с Бориса Акунина, сначала просто дали поручение убрать его книги с «видных мест», куда-нибудь поглубже, на дальние стеллажи. Потом и вовсе поступило распоряжение убрать со всех полок. Из последнего — получили распоряжение перенести патриотичную литературу на видные места, а ходовую, но бестолковую литературу, по типу романов и детективов, убрать подальше.
— Что теперь в России считается патриотичной литературой? Z-авторы?
— Z-авторы, кстати, первый раз слышу такой термин. В библиотеке мы не выделяем такую группу. Есть пара книг: [например], «Женщины Донбаса», Прилепин тоже конечно есть, но в основном это книги о великой отечественной войне — Борис Васильев, Василь Быков, Виктор Астафьев.
— Когда впервые начали изымать книги? Как это выглядело на практике?
— Как я уже сказала, всё началось с Акунина. Книги из библиотек не изымаются, по крайней мере у нас, но, возможно, это благодаря тому, что у нас большое хранилище (подвальное помещение). Всех авторов-иноагентов и прочих мы убираем туда.
— Как вам официально объясняют причины изъятия?
— «Официально» — слишком абстрактное понятие. Приходит директор и говорит, что пришёл приказ свыше. Вот и всё. Мы, конечно, интересовались, есть ли официальные документы, но все разводят руками. Есть списки иноагентов, и этого нам, видимо, должно быть достаточно. Единственное, что точно знаем: если найдут данную литературу в «неположенном» месте во время проверки, лишат премии.
— Кто принимает решение о том, какие книги изымать — министерство, местные власти или руководство библиотеки?
— Это не инициатива библиотек и даже не инициатива местных властей. Все просто подчиняются вышестоящим, а откуда «ноги растут» я не знаю, я просто рядовая сотрудница.
— Получаете ли вы списки «запрещённых» книг? Насколько они подробные?
— Списки не получаем. Обязаны сами отслеживать постоянно растущие списки иноагентов и своевременно изымать их книги из фонда.
— То есть приходится проводить время на сайте Минюста РФ и сверять реестр иноагентов со списками поступивших или уже имеющихся книг?
—Да, этим занимается специально назначенный человек. Даже есть приказ, согласно которому он должен это делать. Только сверяются не со списками поступивших или имеющихся книг. Для этого есть электронный каталог, по которому понятно, есть такая книга [в списке нежелательных] или нет. Они открыты к доступу, можно даже зайти через интернет на сайт любой библиотеки в такой каталог, и посмотреть, есть там такие книги или нет.
Зайдите, например, на сайт Маяковки. И вбейте “Акунин”, он сразу выдаст красными буквами предостережения.
Ремарка “Всходов”: Из “недружественных” стран типа Польши, где находится редакция, сайт библиотеки Маяковского не открывается. Но читатели из России подтвердили: при попытках найти произведения писателей-“иноагентов” Улицкой, Акунина, Быкова на сайте всплывают соответствующие плашки с возрастным ограничением 18+. В случае с Акуниным и Быковым добавляется ещё, что оба внесены Росфинмониторингом в “список лиц, причастных к терроризму и экстремизму”. При этом содержание произведения как будто не играет никакой роли. Выглядят эти предосторежения на библиотечном сайте так (“Всходы” собрали коллаж из нескольких присланных скринов):
«ВАЖНО, ЧТОБЫ ЧИТАТЕЛИ ЗАБЫЛИ ИХ ИМЕНА»
— Что происходит с изъятыми книгами: уничтожают, отправляют на хранение, списывают?
— Как правило, отправляют на хранение, но старые книги могут и списать. Правда, списать и уничтожить — по сути одно и то же. Улицкую, например, по итогу списали, даже новые книги.
— Какие именно книги чаще всего изымают — исторические, политические, зарубежные, детские?
— Чаще всего это книги иноагентов. Думаю, как стать иноагентом в нашей стране, рассказывать не надо. Изымают как исторические книги, так и детективы, так и детские. Никто вверху не собирается разбираться с содержанием книги и её смысловой нагрузкой. Неважно, учит она добру, злу или арифметике. Важно, чтобы авторы не получали доход от российских читателей и чтобы они забыли их имена…
— Есть ли среди запрещенных книг классика или в списки попадают только современные авторы?
—Классические авторы тоже бывают, но редко. Их, конечно, не признают иноагентами, но вот изъять из доступа “неподобающие” произведения могут. Например, не остался незамеченным Томас Манн. Не все его произведения изъяли, но содержащие намёки на нетрадиционную сексуальную ориентацию просили убрать. Собственно, как и другие книги авторов схожей тематики. Это я уже не вспомню. Вроде была книга, по которой сериал снимали “Оранжевый хит сезона”, но я не помню её названия. Можно в качестве примера любого иностранного автора, пишущего про ЛГБТ, указать. Даже если бы он у нас был, его бы изъяли.
В том числе попали под цензуру и книги, связанные с употреблением наркотиков и чрезмерной жестокостью (книги со сценами пыток, изнасилований и т. д.). Например, Джеймс Фрей — «Миллион мелких осколков» и ещё одна его книга была, названия не помню. Порой доходит и до абсурда — изъяли книгу Донны Тарт (американская писательница, лауреат Пулитцеровской премии — «Всходы») за обилие нецензурной лексики.
— А вообще замечаете ли вы какую-то логику в цензуре — например, в том, что касается темы войны, Украины?
— Без комментариев. Тема войны и Украины болезненна для всех нас. Недавно нашей коллеге на рабочий телефон библиотеки поступил телефонный звонок от украинцев. Не знаю, за что они решили довести до слез 63-летнюю работницу библиотеки. Названивали долго и требовали забрать труп «Ивана» со своей земли, потому что он надоел вонять. Это я цитирую, ничего от себя не придумала. Но я их не виню, нет. Как говорил Булгаков, «Несчастный человек жесток и черств. А всё лишь из-за того, что добрые люди изуродовали его».
Я понимаю, что ими движет, я могу их простить, но я боюсь, что добрые люди становятся злыми. И лишь в наших собственных силах постараться остаться людьми. Я сейчас про обе стороны. Уверена, что с нашей стороны негатива в адрес украинцев идёт не меньше. Мы же, простые люди, просто хотим, чтобы всё это закончилось… Мы же никому не хотим зла, мы скучаем по временам, когда мы с украинцами были братьями. Это всё, что я могу вам сказать.
— Как реагируют читатели, когда не находят привычные книги?
— Расстраиваются, конечно. Но люди, посещающие библиотеку, как правило, образованные и вежливые. Если нет нужных книг, они просто больше не приходят. И библиотека становится всё более пустой.
— То есть вы фиксируете существенный отток посетителей за последние годы? Можете назвать для понимания цифры и описать типичного посетителя библиотеки?
— Это пенсионеры, преимущественно женщины, возраст — 55+ лет. С начала СВО количество посетителей не сократилось, оно сокращается планомерно с каждым годом. Люди читают всё меньше. Например, в 2015 году в нашей библиотеке числилось больше 4000 формуляров, а в 2024-м — еле-еле перевалило за 2500.
«ЧИТАТЕЛЯМ НЕ ХВАТАЕТ АКУНИНА, УЛИЦКОЙ, ВЕЛЛЕРА…»
— Ваши коллеги в библиотеке поддерживают меры по борьбе с неугодными авторами и темами?
—Поддерживать цензуру… Возможно ли? Жить произведению или нет, решает только читатель. Оградить его от нежелательной информации должны предупреждения на книгах. О наличии нецензурной брани или о допустимом возрасте. Возможно, контроль и нужен, но не для запрета, а для того, чтобы правильно показать содержание книги. Поэтому все мы надеемся, что это мера вынужденная и временная.
— Что вы сами думаете об этой практике?
— Думаю, свое личное мнение я уже высказала выше, не буду повторяться.
— Видите ли вы в этом возвращение к советскому опыту цензуры?
— Не могу судить, я все-таки не так давно работаю в библиотеке. Но со слов старших коллег есть нечто похожее. Наверное, всё, что сейчас пытаются запретить, в советское время просто не могло появиться. Но судить не могу. Извините.
— Посетители жаловались на отсутствие той или иной книги?
— Поначалу очень часто жаловались. Читателям очень не хватает творчества Акунина, Улицкой, Веллера и других писателей. Но сейчас все уже привыкли, хотя, наверное, более подходящее слово — смирились.
— А, может, те, кто не смирился, просто ушли?
— Нет, постоянников мы всех знаем. И тех, кто возмущался, помним. Кто-то, конечно, ушел. Некоторые приходили записываться — и ни брали ни одной книги, потому что нет нужных им авторов.
— Как всё это отражается на работе библиотекаря и на самом статусе библиотеки?
— Возможно, в больших городах статус библиотеки что-то значит. Там библиотека — это площадка для встреч умных, образованных и начитанных людей. А мы, скорее, место для стариков, хобби которых — читать. И очень жаль, что мы не можем дать им то, чего им хочется…
Думаю, в больших городах, где книжное сообщество гораздо больше и состоит из разных социальных групп, этот вопрос стоит острее. Но это вам лучше спросить у них.
— Какие книги, по-вашему, могут оказаться под запретом в ближайшее время?
— Честно? Мне кажется, всё, что можно, уже запретили. Дальше остаётся лишь запретить всех иностранных авторов из недружественных стран. Надеюсь, до этого не дойдёт.
— Как вы думаете, останется ли у людей возможность читать «неугодные» книги — в электронных версиях, через самиздат?
— Сложно сказать… У нас в библиотеке даже электронных книг нет. А купить что-то иностранное, используя российскую карту, уже нельзя. Наверное, кто хочет, всегда найдёт способ, но с каждым годом это будет сделать всё сложнее. Если ситуация не изменится. Раньше был железный занавес, теперь будет какой-то новый.
— Что будет с библиотеками, если цензура не остановится на достигнутом?
— Переименуют в «Библиотеки отечественной литературы», за наличие читательского билета в которой будут давать полбалла на ЕГЭ. Будут раз в полгода присылать госслужащих, которые со счастливыми лицами будут брать книги, позировать фотографу и возвращать их обратно в этот же день.
Если серьезно, для нас уже вряд ли что-то изменится. Дети берут литературу по школьной программе, а старики, которые и так уже еле сводят концы с концами, на которых наживаются мошенники (в том числе и из Украины), рано или поздно отойдут в мир иной. Современный же взрослый человек не читает. Это слишком долго, а у него слишком много срочных и важных дел. Мы все надеемся, что мода на книги вернется, но гораздо проще открыть книгу в своем собственном телефоне, чем носить с собой один из томов «Война и мир» Толстого. Хотя если бы больше людей прочитало Толстого и Достоевского, возможно, не было бы всей этой чудовищной войны.
“Всходы” — независимый проект об эмиграции, жизни в Европе и ситуации за новым железным занавесом. Поддержите “Всходы”
